Непростая история - рассказать о себе, объяснить, почему я, собственно, в зеленом списке. Непростая, потому что неприятная. Ну, что уж, попытаюсь.
Как мне видится, последние несколько лет - самые тяжелые в моей жизни. Не объективно тяжелые, я отлично знаю, какие беды бывают у людей, но субъективно - очень.
Началось все, наверное, с волонтерки, с тех нескольких лет, когда в 14-16 году я помогала армейским и не только. Я писала уже, что это были самые прекрасные и самые ужасные годы для меня. Прекрасные - потому что я делала что-то по-настоящему значимое, помогала людям выживать и воевать, а еще потому, что никогда раньше так не ощущала связи с духом, как будто мне все время помогали ...Кто? Б-г? Ангелы? Дух? Я не знаю. Но помогали.
А ужасные - потому что я не могла вместить в себя и принять кошмар происходящего, и все откладывала на потом, чтобы не терять эффективность.
Я все откладывала на потом.
Но потом не случилось. Как только мне перестали звонить военные с просьбами о помощи, у мамы диагностировали онкологию, 3 стадию. Из тех, что не лечится.
К этому времени я и так уже была не очень. Мне диагностировали посттравматический синдром со всеми вытекающими. А тут - с мамой такое.
Я у мамы одна, и поэтому провожать маму полтора года довелось мне.
И эти полтора года в некотором смысле были гораздо ужаснее предыдущих, потому что не было надежды спасти, я могла лишь договориться с врачами, положить в больницу, анализы, химия, химия, химия, переливание крови, операция, ну, и так далее. Это очень тяжело, правда.
Потом мама умерла.
Я не уверена, что испытания даются нам по силам. Я вот, например, очень хрупкая и ранимая. Это не заметно снаружи, наверное, но я-то знаю.
Я не могу сказать, что я это все пережила. Нет, я многое сделала, как мне видится. Мне удалось освоить, в какой-то мере, ужас и горе, которые вывалились на меня вместе с войной. Я, правда, прорабатывала самое страшное, кусками. И, как мне кажется, преуспела. Да, я это делала техниками школы.
Я также работала с тем ужасом, которым стал для меня мамин уход. А также с родовыми программами, которые для меня - отдельный трындец. В чем-то я преуспела, как мне видится. Во всяком случае, когда я ложусь спать, я не вспоминаю последние, самые страшные мамины три недели в больнице. Раньше они накрывали меня, теперь - нет. Ну, и не только это, конечно.
Еще я, в какой-то мере, лечилась медикаментозно от посттравматического синдрома.
Да, все - в какой-то мере.
Возможно, я все-таки сломалась. Или существенно надломилась.
А, может, я просто перестала чувствовать себя нужной. Дети выросли и отвечают за себя сами. А для себя я жить, наверное, как-то не умею. Я не знала, что это так, но, видимо, так.
И я как будто застыла в янтаре. Как будто наложила на себя обет молчания: не общаюсь почти ни с кем, потому что не чувствую себя нужной. Да и интересной не чувствую.
Ничего толком не делаю - живу с пассивных доходов, не кучеряво, но достаточно.
Как будто умерла. Меня нет нигде во внешнем мире. И это очень тяжело, правда.
Хорошо, что есть мои самые близкие люди. Я могу их любить и заботиться о них, хоть им это и не нужно, наверное.
В общем, я чувствую себя выпотрошенной и неживой. Но хорошо помню, как это - быть живой и наполненной.
Поэтому - кому писать? Кому могут быть интересны мои слова? Слова должны происходить изнутри, а что у меня внутри, кроме пустоты и боли?
Есть такой анекдот: встает мужик после грандиозной попойки, смотрит на себя в зеркало и говорит:
-Мдаааа, на работу идти некому.
Так и у меня: на работу некому, жизнь жить тоже толком некому.
Получилось длинно, и, наверное, слезливо. Но Гриша просил честно, поэтому у меня - вот как-то так.